#многобукв

 

Советское кино я люблю. Люблю, видимо, не только потому что, несмотря на время, в нем было немало талантливого, смешного, мудрого, обаятельного – но и потому что это часть истории. Это то, что смотрели и любили наши родители, бабушки с дедушками, это та атмосфера, в которой они жили. Актеры, которых они знали и обсуждали в эпоху, когда кино было самым массовым из искусств. Это часть истории страны, существовавшей почти в вакууме, по писанному и жесткому регламенту и пережившей за 70 лет социального эксперимента совершенно немыслимые, как в антиутопии, сюжеты. Советское кино - это уникальный исторический источник.

А еще я люблю талантливых советских актеров. Мне любопытно, как они жили, как работали, о чем думали, как общались между собой, как конкурировали и дружили, что было за кадром и за кулисами, на репетициях – как все это было при том, социалистическом, строе. И особенно – в сталинские времена, хотя это, разумеется, отдельная тема, не про Гурченко. В гораздо меньшей степени мне интересно, кто с кем крутил романы, и как правило именно эти подробности первыми выветриваются из моей памяти. Словом, я много читал и читаю об актерах тех лет – в том числе мемуары. Есть среди книг на эту тему и две, написанные Людмилой Гурченко.

Я читал их давно. "Аплодисменты" и "Люся, стоп". Не могу сказать, что я фанат Гурченко или когда-то им был, но она много снималась, и, начиная с детства, я видел ее в фильмах, в концертах, в телепрограммах – как и все остальные, разумеется. Ее талант мне всегда казался очевидным, бесспорным, особенным. И те книги я прочел с большим интересом. Понял, что представление о ней у меня было довольно поверхностным и во многом, пожалуй, превратным.

В своих воспоминаниях она раскрывается как чрезвычайно сложный характер, выдержать который, наверное, мало кому под силу. Главное и основное – это гипертрофированная восприимчивость. Я бы сказал, почти параноидальная. Помню свои ощущения от прочтения – безусловное сопереживание.  Во многом оно было обусловлено моим юным возрастом и свойственным ему максимализмом. Я думал примерно так: ну, надо же, как много на ее пути было непорядочных, завистливых, просто злобных и неприятных людей, сколько ей пришлось пережить из-за чужой несправедливости! Сколько раз ее обижали – и ни за что!

Прошли годы. Ту тут, то там мне периодически попадались рассказы о Гурченко тех, кто с ней общался, дружил, работал. И я понял, что смотреть на историю глазами автора – довольно  пошлая ошибка. Да, да, дошло до меня это далеко не сразу. Сейчас я склоняюсь к мысли, что многое из того, что она воспринимала совершенно трагически, можно было если не игнорировать, то, во всяком случае, постараться забыть, поскорее оставив позади. Не стоили те события того, чтобы культивировать и взращивать их в своей душе как опыт, во многом определяющий твою дальнейшую жизненную философию, стратегию и как следствие – характер и судьбу. Но это всего лишь мое скромное мнение – возможно, совершенно ошибочное. В любом случае, если вам интересна Гурченко, и вы еще не читали этих ее книг, я рекомендую.

Когда оказалось, что именно о ее ролях мне нужно будет рассказывать в этом флешмобе, я открыл фильмографию и стал искать картины, которые не видел. В принципе, таковых оказалось немало. В памяти стали смутно всплывать те названия, которые она сама упоминала в своих книгах. "Послушай, Феллини" и "Прости нас, мачеха Россия" казались очень знакомыми – вроде бы, на них она делала акцент в мемуарах, но это были уже 90-е. А начать хотелось с ранних работ. Пробежался еще раз глазами по фильмам 60-х. Кроме "Женитьбы Бальзаминова", где у нее маленькая роль, не смотрел ничего.

Вообще, надо сказать, что именно 60-е, как пишет сама Людмила Марковна в  "Аплодисментах", для нее были годами простоя, кризиса, который она преодолела с большим трудом. После шумного успеха "Карнавальной ночи" те же авторы написали сценарий как будто похожей музыкальной комедии "Девушка с гитарой" – и фильм провалился. Получился вторичным, аляповатым из-за нелепых вставных номеров, которые навязало начальство в связи со Всемирным фестивалем молодежи и студентов - он как раз в тот год проводился в Москве. В общем, мало того, что она становилась в глазах режиссеров заложницей не очень серьезного амплуа эдакой опереточной актриски, так еще и сам фильм оказался мурой. Но если бы дело было только в этом…

На волне безумной популярности"Карнавальной ночи" Гурченко стали приглашать в так называемые "левые" концерты, где платили сразу, на месте, и в конвертах, мимо кассы. Она была студенткой, жила очень скромно, нигде не была трудоустроена, родители помочь толком не могли. Потому не отказывалась. Об этих концертах стало известно, пресса ей устроила выволочку, журнал "Крокодил" опубликовал карикатуру, зрители писали гневные письма, из Харькова звонили плачущие мама и папа. В общем, началась травля. Думаю, именно это ее и надломило – во всяком случае, тот период она описывает как очень сложный. Она пишет, что ее перестали снимать, вспоминает о своем отчаянии – и делает это без всякого преувеличения пронзительно. Тем не менее, здесь я увидел некоторую странность: после "Девушки с гитарой" и до 70-х, когда у нее стало выходить по несколько фильмов в год, она снялась в 12 картинах. В семи из них, если судить по сайту Кино-театр. ру – главные роли. Да, названия малоизвестные, но все же…

"Рабочий поселок"

Среди этих картин есть "Рабочий поселок" (1965 г). Мне казалось, что она упоминала о нем как об одной из творческих удач того периода. Я включил фильм и параллельно, достав книгу "Аплодисменты", стал искать страницы, где она пишет о нем. Но – вот странность – оказалось, "Рабочий поселок" она упоминает буквально одной строчкой, мимоходом, на той странице, где поет дифирамбы Олегу Борисову, с которым снималась в нескольких фильмах.

И я понял, почему. Да, формально, наверное, можно сказать, что у Гурченко в этой картине главная женская роль. У остальных актрис роли еще менее значимые и заметные. Она играет женщину, безумно уставшую от войны, вернувшуюся  с маленьким ребенком в разбитый немцами рабочий поселок у завода и пытающуюся начать новую жизнь. Ей как будто повезло: муж пришел с войны живым и даже относительно целым – руки и ноги, во всяком случае, на месте. Но он абсолютно слеп. Жену одного из двух его лучших друзей играет Татьяна Доронина. Ее муж погиб, она живет с его родителями и тоже несчастна. В начале фильма героини Гурченко и Дорониной, бродя среди развалин своих домов, вяло переругиваются о том, кто же из них от больше пострадал от войны.

Герой Борисова – обаятельный, добродушный, еще вполне молодой мужик. Но он понятия не имеет, что теперь делать со своей жизнью. И начинает пить. Жена смотрит на это сначала с тревогой, потом со злостью – когда он пропивает с дружками новый костюм и ботинки сына, прибереженные для школы. Ну, а когда та же участь постигает продуктовые карточки, она срывается, берет в охапку ребенка и уезжает к родным на Алтай. Это случается в середине первой серии. Ах, да, я забыл сказать, что фильм двухсерийный, но серии относительно короткие – час с небольшим. После бегства ее героиня исчезает из кадра и возвращается в него за 10 минут до окончания фильма. Вот такая "главная" роль. С учетом того, что даже хронометраж первой половины первой серии отдан отнюдь не только  героям Борисова и Гурченко, в общей сложности ее там совсем немного.

Понравился ли мне фильм? Не очень. Я не люблю Доронину. А тут и героиня у нее не слишком приятная. Мне не понравилось, как походя и даже топорно обозначены в картине серьезные сложные темы. Одна из героинь, верующая, показана религиозной фанатичкой, да еще и доносчицей. Пунктиром, очень схематично и упрощенно, затронута тема репрессий – по мне, так лучше уж вообще ее не касаться, чем так, как это сделано в фильме.

Сценарий написан по повести Веры Пановой – ее мужа расстреляли в 38-м, сама она лишилась работы, ей было запрещено проживание в Москве и Ленинграде, но она-таки сумела выжить, начав выдавать пропагандистские конъюнктурные пьесы, и даже получила несколько Сталинских премий. Не знаю, как выглядела сюжетная линия, связанная с репрессиями, в самой повести, но в сценарии, написанном Пановой же, она смотрится не более, чем формальностью, необходимым для 60-х конъюнктурным и совершенно бездушным атрибутом.

Борисов, разумеется, прекрасен – но он вряд ли может быть другим. А вот Гурченко…в тех немногих сценах, где она участвует, ее игра….какая-то неровная, что ли. Ей негде развернуться в этой роли, та мала для нее. Есть ощущение, что она просто не успела прочувствовать свою героиню – и это, я думаю, вина режиссера. Именно он должен был объяснить молодой актрисе, кто такая ее Мария Плещеева, каковы ее прошлое, мысли, мотивы и чувства. В итоге получилась довольно поверхностная женщина, которой, вроде бы, сопереживаешь, видя, насколько драматичны ее жизненные обстоятельства – но в то же время удивляешься, с какой легкостью она фактически отказывается от ребенка и на 10 лет расстается с ним. О брошенном на произвол судьбы слепом муже я молчу. Пересказывать всю фабулу не буду – вдруг кто-то захочет этот фильм посмотреть. Но, пожалуй, рекомендовать его можно лишь тем поклонникам Олега Борисова, которые по странной случайности "Рабочий поселок" до сих пор не видели.   

"Двадцать дней без войны"

Кстати, ставил этот фильм Владимир Венгеров, а вторым режиссером у него был молодой Алексей Герман, которому тогда не исполнилось и тридцати. Спустя десятилетие в своем третьем самостоятельном фильме он будет снимать Людмилу Гурченко, взяв ее на главную женскую роль – Ники, Нины Николаевны, сотрудницы эвакуированного в Ташкент театра. Это картина "Двадцать дней без войны" (1976 г.). Актриса в своих мемуарах ошибочно пишет, что сценарий написан по повести Константина Симонова "Записки Лопатина". На самом деле повесть так и называется – "Двадцать дней без войны" и входит в цикл "Из Записок Лопатина" ("Так называемая личная жизнь").

Попала Гурченко в этот фильм, можно сказать, случайно. Вообще, описывая большинство своих киноработ, она как правило сетует на сложности во взаимоотношениях с режиссерами: отсутствие взаимопонимания в трактовке образа, отчужденность, невнимание и даже пренебрежение к ней как актрисе, неопытность и так далее. Лишь в единичных случаях она признает собственные ошибки и вину перед режиссером за провал – да, и такое тоже бывало. Вот и с Германом на фильме "Двадцать дней без войны" все начиналось довольно скверно.

Гурченко откровенно пишет, что ее проба была последней, которую рассматривали. До нее пробовались три актрисы. Одна показалась не слишком фотогеничной, другая отказалась сама. А вот первая, которую и хотел снимать Герман, категорически не устроила Константина Симонова. Гурченко не называет ни имена этих актрис, ни причины, по которой автор сценария забраковал одну из них. Но то история общеизвестная – это была Алла Демидова, которая явилась на пробу в гриме "под Серову". И Симонов пришел в бешенство.

Здесь, наверное, надо сделать небольшое отступление. Я очень люблю Валентину Серову – звезду театра и кино 40-х. Много о ней читал, общался с ее дочерью от Константина Симонова. И творчество его мне было интересно постольку поскольку оно связано с Серовой. Наверное, именно поэтому у меня есть поэтический сборник Симонова, в котором содержится и посвященный ей "лирический дневник" "С тобой и без тебя", но его прозу, написанную после расставания с Серовой, я не читал. И не смотрел ни спектаклей, ни фильмов, поставленных по ней. Расставание и последующие отношения были тяжелыми, драматичными, тягостными и для них самих, и для дочери, которой тогда исполнилось семь лет.

"Сердца четырех"

Забыть Серову Симонов не мог. И даже в этой повести, написанной спустя несколько лет после развода, ее образ присутствует пусть незримо, но вполне явственно. Главный герой, фронтовой журналист Лопатин (Юрий Никулин), очевидное alter ego самого автора, на 20 дней отправляется с фронта в Ташкент – в том числе, чтобы навестить семью погибшего сослуживца. В поезде он встречает летчика (Алексей Петренко), который эмоционально рассказывает ему историю измены своей жены и просит написать ей от его имени письмо, потому что объясниться самому, при личной встрече, не хватает ни духу, ни слов, ни понимания, как именно это следует сделать. "Как ее зовут?" - "Валя. Валентина Строганова". ВС. Именно этими инициалами сопровождались все тиражи сборника "С тобой и без тебя", вышедшего во время войны.  Потом, после развода, Симонов вымарает эти две буквы, уберет посвящение. Но что толку? Ему, на тот момент мужу уже другой женщины, не хватило смелости назвать Валентиной одну из героинь. Это имя он отдал той, что существует в повести лишь незримо и мимолетно.

Серова и Симонов

Но есть среди персонажей женщина, что носит другое имя, и все же ее вполне можно считать отсылкой к образу Серовой – актриса Ксения, бывшая жена Лопатина (Люсьена Овчинникова). Неслучайно еще одна героиня, Зинаида Антоновна  – возрастная актриса, а в ташкентской эвакуации уже и худрук того же театра, где служат Ксения и Ника – это буквально вылитая Серафима Бирман. Бирман – актриса и режиссер Ленкома, примой которого в 40-е была Валентина Серова. Бирман считалась наставницей Серовой, и Симонов в своей повести сделал ее чрезвычайно узнаваемой. В фильме эту роль сыграла Ангелина Степанова, и в ней тоже невозможно не узнать Бирман.    

Это явно в Ленкоме. Симонов держит под руку Серову, а она смотрит на Серафиму Бирман

Ангелина Степанова в фильме "Двадцать дней без войны" - прозрачный намек на Бирман. Справа от нее Люсьена Овчинникова в роли бывшей жены Лопатина

В самом начале съемок Герман признался Гурченко, что никаких открытий от нее не ждет, что очень надеялся на Демидову в роли Ники, но раз так вышло, будет строить фильм вокруг героя Никулина, а работу с ней поручит второму режиссеру. У той внутри все оборвалось и рухнуло. В одной из первых сцен, в самом начале съемок, ей нужно было "уродливо зарыдать" – подобно героине Сары Майлз в фильме "Наемный работник". Но Гурченко не понимала причин этих рыданий, ей не удавалось схватить настроение, суть сцены. " Вот видите, не можете простого…" – сказали ей. Но она собралась, фильм в итоге состоялся, и в своей книге Людмила Марковна пишет о Германе восторженно.

Назвать фильм "Двадцать дней без войны" художественным я бы не решился. Это причудливый гибрид, в котором стилистика документального кино и хоум-видео переплетается с традиционной кинематографией. Фильм не просто черно-белый – он серый, будто кто-то до минимума убавил контрастность. Основное действие происходит в Ташкенте, пусть и зимнем, но на экране столь тускло и туманно, будто это север, и где-то рядом холодные морские берега (снимали на севере Казахстана). Здесь вспыхивает короткий роман Лопатина и Ники. Герои говорят так, что приходится прислушиваться – словно режиссер поставил им задачу проглатывать звуки, как мы это часто делаем в обычной жизни. А, может, это просто "живой", родной звук, записанный непосредственно во время съемок. Не знаю.

Гурченко здесь не похожа на себя привычную – угловатая, с короткой стрижкой, сдержанная, даже, пожалуй, сухая. Не ждите от этого фильма ярких впечатлений – это просто дневниковые записи, возможно, даже обрывистые записки на клочках, сделанные в те дни, когда до победы было еще очень далеко. И бесконечное ожидание добрых вестей с фронта превратилось для тех, кто в тылу, одновременно в тягостную рутину и в смысл жизни.

"Прости нас мачеха, Россия"

"Прости нас мачеха, Россия" (1990 г) – фильм, который, как я понял, единственный раз показали по Центральному ТВ. И положили на полку. За достоверность этой информации не ручаюсь, сама Гурченко об этом не пишет. Но все же думаю, что правда: о фильме почти никто не слышал, мало кто его видел. Сценарий написан по пьесе "Перекрестный допрос" участника войны Виталия Раздольского, ныне эмигранта. Гурченко играет то ли следователя, то ли партийного работника с "широкими полномочиями". Она – член комиссии, в задачу которой входит новое расследование дел, возбужденных в сталинское время предположительно по политическим мотивам. Время действия – осень 1964 года, последние дни правления Хрущева.

Героиня Гурченко, Наталья Федоровна Зимина, пытается понять, справедливо ли был осужден за измену Родине некий Владимир Русаков (Ю. Будрайтис). Практически весь сюжет, а это два с лишним часа, разворачивается в кабинете одного из полковников КГБ (П.Вельяминов), с которым беседует Зимина. Их разговоры перемежаются черно-белыми флэшбэками из 30-х, а также появлением в кадре – словно выплывающих из небытия – то самого осужденного, то свидетелей по делу. В этих беседах постепенно проступает правда – и неприглядные факты о войне, о которых сейчас вновь не принято говорить, и о страшных 30-х, когда даже самые близкие могли написать на тебя донос, а любой невиновный мог стать обвиняемым по абсурдному и сфабрикованному делу. И о том, что все попытки противостоять системе, скорее всего, будут тщетны. Это довольно тяжелый фильм. В нем нет натуралистичных "чернушных" сцен пыток, душераздирающих ночных арестов и прочих атрибутов, с помощью которых без особых сложностей можно вызвать у зрителя шок и сострадание. И все же он тяжелый, грустный, мрачный. Но такие фильмы нужно смотреть, эти пьесы и повести нужно читать – чтобы знать, понимать, ужасаться тому, как это было. Еще 10 лет назад я бы сказал, что повторение подобного, даже в самом мягком, условном его варианте, в России невозможно. Сейчас я уже так не думаю.

Вот что пишет сам Виталий Раздольский: "Многие дела на т.н. "изменников родины" сознательно продлевались многократно. На людей навешивали новые сроки. Утверждение, что к излому 64-ых - 70-х люди, подобные Русакову, должны были выйти на свободу, увы, заблуждение. В коридорах Лубянки кипели страсти и вершилось подчас "тёмное правосудие" без суда и следствия".

Фильм низкобюджетный, но я бы не сказал, что это ему вредит. Гурченко – хоть и играет то ли следователя, то ли функционера – узнаваема и довольно предсказуема в этой роли. Кокетливые интонации, мимика, движения – все эти наработанные годами приемы и штампы мы с вами видели много раз. Все же естественность, органичность, обаяние в кадре и перевоплощение – не одно и то же. Первое ей здесь удается – впрочем, как всегда. Но создать неожиданный, непривычный для себя и в то же время узнаваемый образ советской партийной дамы из 60-х, прошедшей войну, копающейся в уголовных делах….пожалуй, нет. Слишком рафинированная, интеллигентная и в то же время манерная дама получилась у Гурченко. Да и наряды на ней соответствующие – отнюдь не делового, в советском понимании, кроя и стиля. Самой актрисе, кстати, очень нравилась работа художника по костюмам – да, они хорошо на ней сидят, но в этом ли их задача? Грешным делом я подумал, что не режиссер, а сама Люся объясняла художнику по костюмам, в чем должна быть ее героиня. Гурченко была довольна этим фильмом, режиссером, партнерами и свою роль называла очень близкой себе.              

"Послушай, Феллини"

Еще одна картина, о которой, как мне кажется, мало кто слышал и мало кто ее видел. "Послушай, Феллини", 1993 год, режиссер Михаил Швейцер ("Чужая родня", "Мертвые души", "Золотой теленок"). В своих воспоминаниях Гурченко отзывается о съемках восторженно. Артистка, 8 лет сидевшая без работы, вдруг получает шанс показаться самому Федерико Феллини. Якобы он ищет русскую актрису в свой новый фильм – не ясно, что за роль, и вообще ничего не ясно. Но как не воспользоваться таким шансом?! Нужно непременно показать себя – снять нечто вроде самопрезентации. И она снимает.

По сути, это моноспектакль, собранный из длинных, без склеек, кусков. В кадре – минимальный набор предметов: маленький столик, лесенка, пианино, трюмо и ширма, за которой она периодически скрывается, чтобы хлебнуть коньяка. Ближе к середине фильма она уже откровенно пьяна. Ее героиня – актриса театральная, когда-то очень успешная, на ее "Жанну д’Арк" прилетали аж с Камчатки. Но режиссера, который ставил на нее спектакли, выгнали из театра – подписал не те бумажки, оказался политически неблагонадежен. И она осталась не у дел. Стала пить. Снимается где-то в массовках.

"У нас великий талант терпения-привыкания, особенно к мерзостям жизни", - объясняет актриса Феллини, приглашая его приехать в Россию и пожить здесь. "Вы привыкните". Гурченко в кадре неистовствует. Рассказывая о своей жизни, ее героиня порой почти впадает в истерику. Громкость скачет вверх и вниз: то крещендо, то диминуэндо, то фортиссимо, то пианиссимо.  Она читает стихи, танцует, играет отрывки из старых ролей - в том числе так и не сыгранной, срывает с себя одежду, напевает смешные куплеты, бренчит на пианино, обедает, принимает таблетки, потом, уже не скрываясь от камеры, допивает коньяк. В финале все это оказывается фарсом.

Фильм был снят для ТВ, его продолжительность – чуть больше часа. Тем не менее, его показывали на кинофестивалях. Во всяком случае, он был на "Кинотавре", куда позвали и Гурченко, чтобы она представила свою новую работу. Она должна была прилететь за день до показа и сначала дать концерт в местном цирке. Прилетела, из аэропорта – сразу на репетицию в цирк, где узнала, что ее фильм показали накануне, и представляла его почему-то Алла Демидова. Надо ли говорить, что из цирка она сразу уехала в аэропорт? Тем не менее, по словам Гурченко, на тех редких кинопоказах, куда фильм прорвался, публика принимала его очень тепло. Не знаю. Картина получилась на любителя – впрочем, как и любое кино, где практически все экранное время занято одним актером, помещенном в одну-единственную декорацию. Кстати, качество копий, которые удалось мне найти в сети, что у "Феллини", что у "Прости нас, мачеха Россия", откровенно хромает – и это делает оба фильма еще сложнее для восприятия.

В целом все четыре картины, которые я посмотрел в рамках флешмоба, ориентированы не на массового зрителя. Во всяком случае, не на сегодняшнего массового зрителя. В каждом из фильмов можно найти то, ради чего его стоит смотреть, но вы не увидите в них привычные мелодраму, комедию или мюзикл, благодаря которым Гурченко и прославилась. Это не "Карнавальная ночь", не "Вокзал для двоих", не "Соломенная шляпка" и даже не "Пять вечеров". Это фильмы под определенное настроение – настроение задуматься и прочувствовать чуть глубже и сильнее, чем мы, возможно, привыкли.